Наконец, крупное яйцо полностью покрылось трещинами. Блейз же, не удержавшись отковырял скорлупу, на что самка недовольно зашипела: - Птенец сам должен выбраться. Не сможет, значит слишком слаб, чтобы жить. – Так было заведено в ее понимании. Мать ее говорила тоже самое – Хель проклюнуться никто не помогал, и, как видите, теперь она сильна по жизни – как и духом, так и телом. Но, взглянув на выглянувшую темную малышку с большими янтарными глазами, Хель умилилась. Она была массивна и мощна для своего возраста – тело ее уже покрывали пластины и шипы. – Эта в тебя, дорогой, - обратилась она к своему супругу, натянув улыбку, - и нарекаешь ее ты. Блейз восторженно что-то заговорил, подхватив яйцо, в котором сидел птенчик, и приблизил ее к себе. Новорожденная смотрелась маленькой плюшевой игрушкой на фоне своего огромного отца.
Однако все внимание Хельхейм отныне было приковано ко второму яйцу, мертвенно-бледному. Черные прожилки на нем вдруг посинели и пожелтели, словно организм в яйце мертв уже давно. Дракониха понимала, что если оно не проклюнется в ближайший час, ей придется скинуть яйцо в ущелье. Отложила она его почти сразу же после первого, так что в теории, они должно были проклюнуться одновременно. Блейзу она позволила потискаться с новорожденной драконшей (в том, что это именно девочка – она не сомневалась), а сама же она примкнула подбородком к полу, впившись глазами в серое яйцо. Шумно выдохнув, дракониха, словно змея какая, сделала пару шагов в сторону, оставив голову на том же уровне. – Давай же, дитя мое, будь сильным, - прорычала она, скребя когтями мох вокруг. Она начинала злиться, причем причина самой злости была не ясна. Скорее всего, все сразу просто навалилось на драконессу, и спокойствие ее дрогнуло. Спустя еще пару минут Хельхейм вновь нетерпеливо запыхтела, обдавая горячим дыханием недвижное яйцо, и затопталась. Взгляд ее, печальный, тяжелый, пал на Блейза. Но дракониха не промолвила и слова, а лишь уселась к нему спиной, опустив голову вниз. Хвосты ее изредка дотрагивались до яйца, подначивая его хоть к какому-то движению. Но прошла минута, пять, десять, час – птенец не пошевелился ни разу. Здесь терпение Хель задрожало – она, обхватив яйцо хвостом, решительно зашагала в сторону выхода. Тогда она была готова лишь запугать птенца его возможной смертью, если он не вылупится, но когда драконесса приблизилась к обрыву, взвив хвосты над пропастью, в голове мелькнула мысль ослабить хватку, позволив тем самым птенцу разбиться. Но вот чудо – спустя мгновенье серый комок вдруг вздрогнул, заерзал , хоть и слабо, и Хель с надеждой поставила его на землю, в нетерпении похлопав крыльями. Спустя минуту дрожания, яйцо разом раскололось пополам, скорлупа рассыпалась, словно хрупкое стекло, а на землю вывалился черно-белый комок, покрытый слизью. Выглядел он, мягко сказать, мерзко – худое тонкое тело, покрытое мягкой кожей и шерстью, совершенно гладкая голова, без каких либо наростов или защиты, тонкая пасть с выпирающими зубами и огромные жуткие глаза. Хель не раздумывая облизала это существо, отчистив его, но вид у новорожденной лучше не стал. Птенец закашлял, содрогаясь всем телом.Темная драконесса отчаянно зарычала, треснув хвостами о землю и распахнув крылья. Взгляд ее пал на Блейза. Он должен был понимать, что такая особь будет по жизни слаба и немощна, постоянно больна. Но убивать ее сейчас – Хель уже не хотела. Что-то остановило ее.
